Avsnitt

  • Join BeFluent Camp - https://clc.to/TfUQVg

    Text of the poem:
    У врат обители святой
    Стоял просящий подаянья
    Бедняк иссохший, чуть живой
    От глада, жажды и страданья.

    Куска лишь хлеба он просил,
    И взор являл живую муку,
    И кто-то камень положил
    В его протянутую руку.

    Так я молил твоей любви
    С слезами горькими, с тоскою;
    Так чувства лучшие мои
    Обмануты навек тобою!

    Telegram Channel - https://t.me/befluentinrussian

  • Saknas det avsnitt?

    Klicka här för att uppdatera flödet manuellt.

  • Join BeFluent Camp - https://clc.to/TfUQVg


    Text of the poem:
    Вы, идущие мимо меня
    К не моим и сомнительным чарам, —
    Если б знали вы, сколько огня,
    Сколько жизни, растраченной даром,

    И какой героический пыл
    На случайную тень и на шорох…
    — И как сердце мне испепелил
    Этот даром истраченный порох.

    О летящие в ночь поезда,
    Уносящие сон на вокзале…
    Впрочем, знаю я, что и тогда
    Не узнали бы вы — если б знали —

    Почему мои речи резки
    В вечном дыме моей папиросы, —
    Сколько тёмной и грозной тоски
    В голове моей светловолосой.

    Telegram Channel - https://t.me/befluentinrussian

  • Join BeFluent Camp - https://clc.to/TfUQVg

    Text of the poem:
    Моим стихам, написанным так рано,
    Что и не знала я, что я — поэт,
    Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
    Как искры из ракет,

    Ворвавшимся, как маленькие черти,
    В святилище, где сон и фимиам,
    Моим стихам о юности и смерти,
    — Нечитанным стихам!

    Разбросанным в пыли по магазинам,
    Где их никто не брал и не берет,
    Моим стихам, как драгоценным винам,
    Настанет свой черед.

    Telegram Channel - https://t.me/befluentinrussian

  • Join BeFluent - https://bit.ly/3PnVR6u

    Text of the poem:

    Рас-стояние: версты, мили…
    Нас рас — ставили, рас — садили,
    Чтобы тихо себя вели
    По двум разным концам земли.

    Рас-стояние: версты, дали…
    Нас расклеили, распаяли,
    В две руки развели, распяв,
    И не знали, что это — сплав

    Вдохновений и сухожилий…
    Не рассорили — рассорили,
    Расслоили…
    Стена да ров.
    Расселили нас как орлов —

    Заговорщиков: версты, дали…
    Не расстроили — растеряли.
    По трущобам земных широт
    Рассовали нас как сирот.

    Который уж, ну который — март?!
    Разбили нас — как колоду карт!

    Telegram Channel - https://t.me/befluentinrussian

  • Join BeFluent - https://bit.ly/3PnVR6u

    Text of the poem:

    Мне нравится, что Вы больны не мной,
    Мне нравится, что я больна не Вами,
    Что никогда тяжелый шар земной
    Не уплывет под нашими ногами.
    Мне нравится, что можно быть смешной —
    Распущенной — и не играть словами,
    И не краснеть удушливой волной,
    Слегка соприкоснувшись рукавами.

    Мне нравится еще, что Вы при мне
    Спокойно обнимаете другую,
    Не прочите мне в адовом огне
    Гореть за то, что я не Вас целую.
    Что имя нежное мое, мой нежный, не
    Упоминаете ни днем ни ночью — всуе…
    Что никогда в церковной тишине
    Не пропоют над нами: аллилуйя!

    Спасибо Вам и сердцем и рукой
    За то, что Вы меня — не зная сами! —
    Так любите: за мой ночной покой,
    За редкость встреч закатными часами,
    За наши не-гулянья под луной,
    За солнце не у нас над головами,
    За то, что Вы больны — увы! — не мной,
    За то, что я больна — увы! — не Вами.

    Telegram Channel - https://t.me/befluentinrussian

  • Join BeFluent - https://bit.ly/3PnVR6u


    За что она его любит так? Он всегда казался женщинам не тем, кем был, и любили они в нем не его самого, а человека, которого создавало их воображение и которого они в своей жизни жадно искали; и потом, когда замечали свою ошибку, то все-таки любили.
    Why did she love him so much? Women always saw him as someone other than who he really was. They loved the image their imaginations created, the man they longed for, and when they realized their mistake, they still kept loving. And none of them had been truly happy with him.

    И ни одна из них не была с ним счастлива. Время шло, он знакомился, сходился, расставался, но ни разу не любил; было всё что угодно, но только не любовь.
    Time passed, and he would meet new people, connect with them, part ways, but he had never once truly loved. There had been everything but love.

    И только теперь, когда у него голова стала седой, он полюбил, как следует, по-настоящему — первый раз в жизни.
    Only now, with his hair turning gray, had he fallen in love properly, for the first time in his life.

    Анна Сергеевна и он любили друг друга, как очень близкие, родные люди, как муж и жена, как нежные друзья; им казалось, что сама судьба предназначила их друг для друга, и было непонятно, для чего он женат, а она замужем; и точно это были две перелетные птицы, самец и самка, которых поймали и заставили жить в отдельных клетках.
    Anna Sergeyevna and Gurov loved each other as close, kindred souls, like husband and wife, like dear friends. It felt as though fate had meant them for each other, and it was incomprehensible why he was married and she was too. It was as if they were two migratory birds — a male and a female — caught and forced to live in separate cages.

    Они простили друг другу то, чего стыдились в своем прошлом, прощали всё в настоящем и чувствовали, что эта их любовь изменила их обоих.
    They forgave each other for the things they were ashamed of in their pasts, forgave everything in the present, and knew that this love had changed them both.

    Прежде, в грустные минуты, он успокаивал себя всякими рассуждениями, какие только приходили ему в голову, теперь же ему было не до рассуждений, он чувствовал глубокое сострадание, хотелось быть искренним, нежным...
    In sad moments before, Gurov used to console himself with various thoughts. But now he had no use for such rationalizations. He felt a deep compassion and an overwhelming need to be honest and tender.

    — Перестань, моя хорошая, — говорил он. — Поплакала — и будет... Теперь давай поговорим, что-нибудь придумаем.
    "Come now, my dear," he said. "You’ve cried enough. Let’s talk and come up with something."

    Потом они долго советовались, говорили о том, как избавить себя от необходимости прятаться, обманывать, жить в разных городах, не видеться подолгу.
    They talked for a long time, trying to figure out how to free themselves from the need to hide, lie, live in separate cities, and go for long periods without seeing each other.

    Как освободиться от этих невыносимых пут?
    How could they free themselves from this unbearable situation?

    — Как? Как? — спрашивал он, хватая себя за голову. — Как?
    "How? How?" he asked, clutching his head. "What can we do?"

    И казалось, что еще немного — и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается.
    And it seemed that if they could just find a solution, a new, beautiful life would begin. Yet both of them knew that the end was still far away and that the most complicated an

    Telegram Channel - https://t.me/befluentinrussian

  • Join BeFluent - https://bit.ly/3PnVR6u

    Проводив дочь в гимназию, Гуров отправился в «Славянский базар».
    After seeing his daughter off to school, Gurov went to the “Slavyansky Bazaar.”

    Он снял шубу внизу, поднялся наверх и тихо постучал в дверь.
    He left his fur coat downstairs, went upstairs, and knocked quietly on the door.

    Анна Сергеевна, одетая в его любимое серое платье, утомленная дорогой и ожиданием, поджидала его со вчерашнего вечера; она была бледна, глядела на него и не улыбалась, и едва он вошел, как она уже припала к его груди.
    Anna Sergeyevna, dressed in his favorite gray dress, exhausted from her journey and waiting for him since the previous evening, opened the door. She was pale, looking at him without smiling, and as soon as he entered, she fell into his arms

    Точно они не виделись года два, поцелуй их был долгий, длительный.
    as if they hadn’t seen each other in years. Their kiss was long and deep.

    — Ну, как живешь там? — спросил он. — Что нового?
    "How are things with you?" he asked. "What’s new?"

    — Погоди, сейчас скажу... Не могу.
    "Wait, I’ll tell you... I can’t just yet."

    Она не могла говорить, так как плакала.
    She couldn’t speak because she was crying.

    Отвернулась от него и прижала платок к глазам.
    She turned away, pressing a handkerchief to her eyes.

    «Ну, пускай поплачет, а я пока посижу», — подумал он и сел в кресло.
    "Let her cry for now; I'll just sit here," he thought, taking a seat in an armchair.

    Потом он позвонил и сказал, чтобы ему принесли чаю; и потом, когда пил чай, она всё стояла, отвернувшись к окну...
    He called for tea and, as he drank it, she stood by the window, still turned away, crying silently.

    Она плакала от волнения, от скорбного сознания, что их жизнь так печально сложилась; они видятся только тайно, скрываются от людей, как воры! Разве жизнь их не разбита?
    She was overwhelmed with emotion, saddened by how bleak their lives had become — meeting in secret, hiding like thieves. Wasn't their life shattered?

    — Ну, перестань! — сказал он.
    "Come on, stop," he said.

    Для него было очевидно, что эта их любовь кончится еще не скоро, неизвестно когда.
    He realized their love wouldn’t end anytime soon, if ever.

    Анна Сергеевна привязывалась к нему всё сильнее, обожала его, и было бы немыслимо сказать ей, что всё это должно же иметь когда-нибудь конец; да она бы и не поверила этому.
    Anna Sergeyevna grew more attached to him, loved him deeply, and it was impossible to tell her that this would end someday — she wouldn’t believe it.

    Он подошел к ней и взял ее за плечи, чтобы приласкать, пошутить, и в это время увидел себя в зеркале.
    He walked over, placed his hands on her shoulders to comfort her, to make a joke, and in that moment, he caught sight of himself in the mirror.

    Голова его уже начинала седеть. И ему показалось странным, что он так постарел за последние годы, так подурнел.
    His hair was already beginning to gray. It struck him how much older and uglier he had become over the past few years.

    Плечи, на которых лежали его руки, были теплы и вздрагивали.
    The shoulders beneath his hands were warm and trembling.

    Он почувствовал сострадание к этой жизни, еще такой теплой и красивой, но, вероятно, уже близкой к тому, чтобы начать блекнуть и вянуть, как его жизнь.
    He felt a deep sympathy for this life, still vibrant and beautiful but likely close to fading, just as his own life was.

    Telegram Channel - https://t.me/befluentinrussian

  • Join BeFluent - https://bit.ly/3PnVR6u


    И Анна Сергеевна стала приезжать к нему в Москву. Раз в два-три месяца она уезжала из С. и говорила мужу, что едет посоветоваться с профессором насчет своей женской болезни, — и муж верил и не верил. Приехав в Москву, она останавливалась в «Славянском базаре» и тотчас же посылала к Гурову человека в красной шапке. Гуров ходил к ней, и никто в Москве не знал об этом.
    And so Anna Sergeyevna began to visit him in Moscow. Every two or three months, she would leave S., telling her husband she needed to consult a professor about her women’s health issues — and her husband both believed and doubted her. Upon arriving in Moscow, she would stay at the “Slavyansky Bazaar” and immediately send a messenger in a red cap to Gurov. Gurov would visit her, and no one in Moscow knew about it.

    Однажды он шел к ней таким образом в зимнее утро (посыльный был у него накануне вечером и не застал). С ним шла его дочь, которую хотелось ему проводить в гимназию, это было по дороге. Валил крупный мокрый снег.
    One winter morning, he was on his way to meet her this way (the messenger had come to him the night before but didn’t find him). His daughter was with him, and since her school was on the way, he decided to walk her to the gymnasium. Heavy, wet snow was falling.

    — Теперь три градуса тепла, а между тем идет снег, — говорил Гуров дочери. — Но ведь это тепло только на поверхности земли, в верхних же слоях атмосферы совсем другая температура.
    "It's three degrees above freezing now, yet it's snowing," Gurov said to his daughter. "That’s because the warmth is only at the surface; the temperature in the upper layers of the atmosphere is different."

    — Папа, а почему зимой не бывает грома?
    "Dad, why is there no thunder in winter?"

    Он объяснил и это. Он говорил и думал о том, что вот он идет на свидание и ни одна живая душа не знает об этом и, вероятно, никогда не будет знать.
    He explained that as well. While he spoke, he thought about how he was heading for a secret rendezvous, and not a single soul knew about it — nor, likely, would anyone ever know.

    У него были две жизни: одна явная, которую видели и знали все, кому это нужно было, полная условной правды и условного обмана, похожая совершенно на жизнь его знакомых и друзей, и другая — протекавшая тайно.
    He felt as if he lived two lives: one visible, which everyone saw and knew, full of conventional truth and deception, identical to the lives of his acquaintances and friends; and another life that unfolded in secret.

    И по какому-то странному стечению обстоятельств, быть может, случайному, всё, что было для него важно, интересно, необходимо, в чем он был искренен и не обманывал себя, что составляло зерно его жизни, происходило тайно от других, всё же, что было его ложью, его оболочкой, в которую он прятался, чтобы скрыть правду, как, например, его служба в банке, споры в клубе, его «низшая раса», хождение с женой на юбилеи, — всё это было явно.
    And somehow, by a strange or random twist of fate, everything that mattered most to him — everything sincere, important, and essential — happened in secret. All that was false, the facade he used to hide the truth — like his job at the bank, discussions at the club, his "inferior race" remarks, attending jubilees with his wife — all of that was public.

    И по себе он судил о других, не верил тому, что видел, и всегда предполагал, что у каждого человека под покровом тайны, как под покровом ночи, проходит его настоящая, самая интересная жизнь.
    He assumed others lived the same way — doubting appearances and believing that everyone harbored a hidden, more authentic life beneath a veil of s

    Telegram Channel - https://t.me/befluentinrussian

  • Join BeFluent - https://bit.ly/3PnVR6u

    Она сидела, он стоял, испуганный ее смущением, не решаясь сесть рядом.
    She sat, he stood, frightened by her confusion, not daring to sit beside her.

    Запели настраиваемые скрипки и флейта, стало вдруг страшно, казалось, что из всех лож смотрят.
    The violins and flute, tuning up, suddenly began to play, and it became terrifying, as if everyone in the boxes was staring at them.

    Но вот она встала и быстро пошла к выходу; он — за ней, и оба шли бестолково, по коридорам, по лестницам, то поднимаясь, то опускаясь, и мелькали у них перед глазами какие-то люди в судейских, учительских и удельных мундирах, и всё со значками; мелькали дамы, шубы на вешалках, дул сквозной ветер, обдавая запахом табачных окурков.
    But then she got up and quickly headed for the exit; he followed her, and they both wandered aimlessly, through corridors, up and down stairs, their eyes catching glimpses of people in judicial, educational, and administrative uniforms, all with badges; ladies, furs on coat racks, the draft blowing the smell of cigarette butts at them.

    И Гуров, у которого сильно билось сердце, думал:
    And Gurov, his heart pounding, thought,

    «О господи! И к чему эти люди, этот оркестр...»
    "Oh, Lord! Why these people, this orchestra..."

    И в эту минуту он вдруг вспомнил, как тогда вечером на станции, проводив Анну Сергеевну, говорил себе, что всё кончилось и они уже никогда не увидятся.
    And at that moment, he suddenly remembered how, that evening at the station, after seeing off Anna Sergeyevna, he had told himself that it was all over, and they would never see each other again.

    Но как еще далеко было до конца!
    But how far the end still was!

    На узкой, мрачной лестнице, где было написано «Ход в амфитеатр», она остановилась.
    On a narrow, dark staircase, where a sign read "Entrance to the Amphitheater," she stopped.

    — Как вы меня испугали! — сказала она, тяжело дыша, всё еще бледная, ошеломленная.
    "How you scared me!" she said, breathing heavily, still pale, stunned.

    — О, как вы меня испугали! Я едва жива. Зачем вы приехали?
    "Oh, how you scared me! I'm barely alive. Why did you come?"

    — Но поймите, Анна, поймите... — проговорил он вполголоса, торопясь. — Умоляю вас, поймите...
    "But understand, Anna, understand..." he whispered hurriedly. "I beg you, understand..."

    Она глядела на него со страхом, с мольбой, с любовью, глядела пристально, чтобы покрепче задержать в памяти его черты.
    She looked at him with fear, with pleading, with love, looked intently, trying to firmly imprint his features in her memory.

    — Я так страдаю! — продолжала она, не слушая его.
    "I'm suffering so much!" she continued, not listening to him.

    — Я всё время думала только о вас, я жила мыслями о вас.
    "I thought of you all the time, I lived with thoughts of you.

    И мне хотелось забыть, забыть, но зачем, зачем вы приехали?
    And I wanted to forget, forget, but why, why did you come?"

    Повыше, на площадке, два гимназиста курили и смотрели вниз, но Гурову было всё равно, он привлек к себе Анну Сергеевну и стал целовать ее лицо, щеки, руки.
    Up above, on a landing, two high school students were smoking and looking down, but Gurov didn't care; he drew Anna Sergeyevna to him and began kissing her face, her cheeks, her hands.

    — Что вы делаете, что вы делаете! — говорила она в ужасе, отстраняя его от себя.
    "What are you doing, what are you doing!" she said in horror, pushing him away from her.

    — Мы с вами обезумели. Уезжайте сегодня же, уезжайте сейчас... Заклинаю вас всем святы

    Telegram Channel - https://t.me/befluentinrussian

  • Join BeFluent - https://bit.ly/3PnVR6u

    «Очень возможно, что она бывает на первых представлениях», — думал он.
    "It's very possible she attends first performances," he thought.

    Театр был полон. И тут, как вообще во всех губернских театрах, был туман повыше люстры, шумно беспокоилась галерка; в первом ряду перед началом представления стояли местные франты, заложив руки назад; и тут, в губернаторской ложе, на первом месте сидела губернаторская дочь в боа, а сам губернатор скромно прятался за портьерой, и видны были только его руки; качался занавес, оркестр долго настраивался.
    The theater was full. And here, as in all provincial theaters, there was a haze above the chandelier, the gallery was noisily restless; in the front row, local dandies stood with their hands behind their backs before the performance began; and here, in the governor's box, in the front seat, sat the governor's daughter in a boa, while the governor himself modestly hid behind the curtain, only his hands visible; the curtain swayed, the orchestra took a long time to tune.

    Всё время, пока публика входила и занимала места, Гуров жадно искал глазами.
    All the while, as the audience entered and took their seats, Gurov eagerly searched with his eyes.

    Вошла и Анна Сергеевна.
    Anna Sergeyevna entered.


    Она села в третьем ряду, и когда Гуров взглянул на нее, то сердце у него сжалось, и он понял ясно, что для него теперь на всем свете нет ближе, дороже и важнее человека;
    She sat in the third row, and when Gurov looked at her, his heart tightened, and he clearly understood that for him now, in the whole world, there was no one closer, dearer, or more important;

    она, затерявшаяся в провинциальной толпе, эта маленькая женщина, ничем не замечательная, с вульгарною лорнеткой в руках, наполняла теперь всю его жизнь, была его горем, радостью, единственным счастьем, какого он теперь желал для себя;
    she, lost in the provincial crowd, this little woman, unremarkable in any way, with a vulgar lorgnette in her hands, now filled his entire life, was his sorrow, his joy, the only happiness he now desired for himself;

    и под звуки плохого оркестра, дрянных обывательских скрипок он думал о том, как она хороша.
    and to the sounds of the bad orchestra, the lousy provincial violins, he thought about how beautiful she was.

    Думал и мечтал.
    He thought and dreamed.

    Вместе с Анной Сергеевной вошел и сел рядом молодой человек с небольшими бакенами, очень высокий, сутулый;
    Along with Anna Sergeyevna, a young man with small sideburns, very tall, stooping, also entered and sat beside her;

    он при каждом шаге покачивал головой и, казалось, постоянно кланялся.
    with each step, he bobbed his head and seemed to be constantly bowing.

    Вероятно, это был муж, которого она тогда в Ялте, в порыве горького чувства, обозвала лакеем.
    This was probably the husband, whom she had bitterly called a lackey in a moment of distress in Yalta.

    И в самом деле, в его длинной фигуре, в бакенах, в небольшой лысине было что-то лакейски-скромное, улыбался он сладко, и в петлице у него блестел какой-то ученый значок, точно лакейский номер.
    And indeed, there was something lackey-like in his long figure, his sideburns, his small bald spot; he smiled sweetly, and some scholarly badge, like a lackey's number, shone in his lapel.

    В первом антракте муж ушел курить, она осталась в кресле.
    In the first intermission, the husband left to smoke, she remained in her seat.

    Гуров, сидевший тоже в партере, подошел к ней и сказал дрожащим голосом, улыбаясь насильно:
    Gurov,

    Telegram Channel - https://t.me/befluentinrussian